Смерть - это так пошло. По возможности старайтесь этого избегать.
В рамках гостевой недели.
Название: Мир, в котором Рангику больше не будет... плакать.
Автор: serranef
Бета: gaarik
Пейринг | Персонажи: Гин|Айзен, красной лентой проходит Гин/Рангику
Жанр: драма, ангст, возможно десфик; (~8 500 слов)
Рейтинг: вообще смешное PG-13, но церебральная НЦа-21
Дисклеймер: да Кубо его знает, чьи права на персонажей и мир
Саммари: Постканон, таймскип в 5 лет. Гин без сознания лежит в палате четвёртого отряда, Айзен - в камере Авици. Ичимару удаётся "поймать" и заточить сознание бывшего капитана в подсознательный мир-ловушку, чтобы завершить дело всей своей жизни - узнать секрет Хогиоку - и благодаря этому вернуть Рангику часть души. "Но неизбежно большой выходит цена побед"(с). Вопрос лишь в том - для кого.
Авторские примечания: 1. Второе место на бличефестивале имени Гина;
2. Открытый финал;
2. Иллюстрация к рассказу кисти Мертвый Извозчик
читать дальше- Никаких изменений, Унохана-тайчо? – голос Рангику уже давно не дрожит и даже волнения в нём не слышно. Она просто спрашивает и совершенно точно видно, что на положительный ответ Мацумото не рассчитывает. Мудрая женщина.
- Состояние прежнее, - глаза Рецу были прикрыты, пока она сосредоточенно считала пульс на неестественно бледном запястье лежащего на больничной койке мужчины. – Не хуже, но и не лучше. Его тело здорово, Рангику-сан, я позаботилась об этом в первую очередь. Но принять решение вернуться в этот мир или нет может лишь он сам.
- Где же он сейчас? – Мацумото садится на пол возле постели и сжимает ладонь, которую лишь пару секунд назад держала капитан четвёртого отряда. Пальцы у Гина холодные и, казалось, что стали они ещё тоньше, чем были. Впрочем, не казалось.
Пять лет комы. Пять лет без движений и полноценной еды. Пять долгих лет надежды, что он однажды откроет глаза и улыбнётся своей язвительной улыбкой. Любой улыбкой, лишь бы…
Но Гин не улыбался. Мёртвые не улыбаются. Находящиеся на грани жизни и смерти дважды предатели не улыбаются тем паче.
Рангику коснулась щекой сплетённых рук и задумалась о чём-то своём, только ей известном. Унохана Рецу не ответила на повисший в воздухе вопрос. Не стала она напоминать и о правилах посещения больных, а лишь тихо прикрыла за собой дверь. В конце концов, был ещё только день –
За окном ярко светило солнце мира мёртвых.
Нарисованное яркое солнце на лазурном нарисованном небосклоне. Светит прямо в глаза, чтобы дарить надежду. «Оставь её, родимую, всяк сюда входящий». Оставили уже, оставили, можете не напоминать от нечего делать. А делать нечего, приходится улыбаться. Улыбайся, Гин, и заставь призрачное солнце несуществующего Уэко Мундо тоже улыбнуться.
Ичимару выдохнул на стекло, благодаря чему оно запотело. Длинные пальцы обвели контуры солнечного диска, пририсовали ему лучи и неряшливую улыбку. Всё бы ничего, да вот незадача – палец дрогнул и линия улыбки вышла далеко за «солнечный круг».
Гин обернулся, встречаясь взглядом с незваным гостем.
Айзен изменился. Длинные волосы шинигами спадали на ткань домашней юката – во дворце, где кроме них не было никого и роли играть также не было смысла. Не перед кем павлиний хвост распушить, да, капитан? C другой стороны, простота и минимализм вам всегда шли. А волосы-то вы почему посчитали нужным не стричь? А, впрочем, дело-то не моё, кто я такой, чтобы влезать в вашу личную жизнь в вашей же личной тюрьме?
Гин улыбнулся, наблюдая за тем, как Айзен размышляет о необходимости входить в комнату и приходит к выводу, что можно обойтись без этого. Его рука, словно в поисках опоры, легла на дверную балку, но на этом всё и закончилось.
- Не спится, капитан? – будничным тоном поинтересовался Гин. – Но, даже если так, не за сказкой же на ночь вы пришли.
- Да и ты не в постели, как я вижу, - вот что осталось неизменным в Айзене, так это его голос и нотки уверенности в нём. Голос Соуске, безусловно, грозное оружие, но мы уж как-нибудь постараемся с ним справиться, нэ?
- Солнце ещё в зените, - ирония в голосе, - как же тут уснуть?
- Прекрати, Гин, - совсем тихое замечание, словно и не было его. Могло показаться, что Айзен скрывает злость, но это не так. Айзену вообще больше нечего скрывать. – Ты всё никак не смиришься с тем, что твои попытки тщетны. Я не подпишу себе смертный приговор лишь потому, что испугаюсь провести вечность с тобой, - тень улыбки на лице бывшего сильнейшим шинигами. – У нас обоих в запасе неограниченное количество времени, вот только у меня оно несколько… более неограниченно. Как полагаешь, Гин, сдамся ли я раньше, чем твоё тело умрёт?
- Века взаперти не пощадят нас обоих, капитан, – Ичимару улыбнулся несколько насмешливо. – Я готов рискнуть, а вы?
- Вот как, - Соуске склонил голову чуть набок. Юката съехала с левого плеча на локоть, но Айзен не обратил внимания на такой пустяк. – Всё ради этой женщины… до сих пор?
Гин смотрел молча, глаза под прикрытыми веками не выражали ровным счётом никаких эмоций, кроме легкого раздражения приходом «гостя» в неурочный час. Слишком сложный и… слишком риторический вопрос, капитан.
Айзен уже не знал, что чувствует по отношению к человеку, стоящему в лучах солнца. Ненависти он не испытывал никогда, даже сейчас. Равнодушие по отношению к хозяину мира, в котором находишься, было так же довольно проблематично испытывать. Желание уничтожить? Но оно исчезло после того, как оказалось, что это невозможно, если сам Гин того не захочет. А Ичимару не желал прерывать своей смертью течение их совместной иллюзорной жизни в мире собственного бессознательного, что приняло облик Лас Ночес. По большому счёту даже этого солнца здесь не существовало, потому что за пределами стен дворца мир заканчивался. Красивая картонная иллюзия. Нравится подчиняться чужим иллюзиям, капитан?
Вначале Айзен считал это всё сном. Он полагал, что заснул на полу подземной камеры Авици и просто не может проснуться – так и бродил первые дни по лабиринтам пустого Лас Ночес без возможности даже выйти за его пределы. А затем он встретил Гина. Ичимару стоял на самом краю балкона просторной белой залы. Не было ни реяцу, ни звуков – ничего, кроме пронзительного, прожигающего ядовитой ненавистью взгляда. И Соуске поднял голову.
Гин сливался с выточенными из пустынного камня стенами. Такой же мертвенно бледный, кажущийся слабым, но всё же улыбающийся Ичимару Гин касался кончиками пальцев колонны. Но в следующий момент постамент не выдержал давления реяцу и разрушился, казалось бы, от простого касания руки. Обломки камня с грохотом упали почти под ноги Айзену, но это было настолько незначительным по сравнению с происходящим, что Соуске не заметил. Так и стоял, неотрывно наблюдая за человеком, чей вакидзаси однажды пронзил сердце. Тогда он позволил это мальчику.
Умирать всегда страшно, не так ли? Но смерть была необходима для новой ступени эволюции и ты не подвёл, хоть и сам того не знал, а когда узнал, было уже слишком поздно.
Но мы ведь всегда платим за свои поступки, верно, Гин? Я никогда ни в чём тебя не ограничивал, справедливо полагая, что это лишнее. Ты шёл по моим следам, дышал моим воздухом, пытаясь понять – в достаточной ли мере я вкусная для тебя жертва. Порой я смотрел на тебя и думал «Боже, боже, Гин, ты ещё такой ребёнок». И эта мысль не оставляла меня до самого конца. Хочешь знать, в чём была твоя ошибка? Ты не оборачивался, Гин, смотря лишь в одну сторону – мне в спину. В итоге ты не смог увидеть мир моими глазами и сделал неверный выбор. Признаться, я не желал твоей смерти, я лишь желал преподать тебе урок.
Их взгляды встретились. Гин смотрел пристально, не щурясь и не скрываясь за тенью век, словно в самой душе бывшего капитана что-то прочесть хотел. А во взгляде Айзена было лишь напряжение, но чем дольше длился этот немой разговор, тем больше понимания отражалось в его взгляде.
Не любить никого, не доверять никому. Оставаться сильным и самодостаточным. Более того, несмотря на то, что мир по большому счёту слишком легко поддаётся анализу и оттого скучен, его следует воспринимать как единую целостную систему. Ты же видел лишь его часть. Признаться, меня всегда удивляли твои мотивы, ведь месть никогда ничего не решала, не меняла и не оставляла следов. Душа руконгайской девчонки не стоит ничего. Да, она потеряла право на перерождение, но дело не в ней. Дело в том, что ты нашёл себе смысл жизни и над его логичностью и масштабностью более не задумывался. Это было удобно, верно, Гин? Игра со своей ненавистью, но, что самое важное – со мной, забавляла тебя настолько, что казалась интересной. Но ты проиграл - я не позволил бы кому-то, даже тебе, выиграть лишь из интереса. Ты не удивился и принял это, как данность – за это стоит уважать. Лишь один вопрос я не успел задать тебе – неужели это всё стоило того, чтобы умереть? Я ведь мог дать куда большее…
Гин спрыгнул на пол залы почти беззвучно. На нём были прежние белые просторные одежды, за которыми едва различался человеческий силуэт. Ичимару не поднимал головы, чтобы не показывать взгляда на таком близком расстоянии, но Айзен и без этого знал, какая борьба сейчас в нём идёт.
Мы были связаны, Гин… с самого начала. Это причина того, почему тебе удалось поймать моё сознание в эту ловушку общего подсознательного мира. Сейчас ты сильнее меня, это так, и противостоять твоему миру я не могу. Но всё же, пройдя такой путь от начала и до конца, ты не мог устроить всё это лишь для того, чтобы убить меня ещё раз во сне - это бессмысленно и не стоит таких жертв. Тогда зачем?
Ичимару сделал резкий выпад вперёд, блеснул клинок в искусственном освещении и в следующую минуту Айзен оказался прижатым к стене. Да с такой силой, что по белой плоскости пошли трещины. Жилистые руки Гина лишь казались слабыми, но на самом деле просто никому не предоставлялось шанса почувствовать их силу. Вот только кость, хрустнувшая в предплечье Айзена, верно не была рада такой привилегии.
- Что такое, Гин? – на лице Соуске заиграла привычная улыбка – всё встало на свои места в понимании ситуации и больше не о чём было волноваться, ведь глупо волноваться о том, что мы не в силах изменить. – Даже не поздороваешься?
Гин, не считая нужным ответить, просто распорол косоде Айзена на груди, не особо беспокоясь о том, что лезвие Шинсо задевает и кожу. Но нет, никакого Хогиоку у проекции сознания Айзена не было. Ни сил, ни занпакто, ни Хогиоку. Всё складывалось просто чудесно, великолепно, можно сказать. Для Ичимару, разумеется. Гин усмехнулся, поднял глаза на бывшего капитана и … словно и не он вовсе хотел пару минут назад срезать с Соуске кожу, а не лоскутки одежды
. Взгляд был прикрыт веками, а улыбка ничего не выражала.
- Добрый день… капитан. Давненько не виделись. Сколько, кстати?
- Месяц. Но я ни за что не поверю, что ты решил проведать меня от скуки, Гин.
- Вот у нас как - месяц, - голос Ичимару почти смеялся. – А я даже рад, что вы живы, капитан. Честно говоря, лежать в коме - довольно скучное занятие.
Айзен едва заметно прищурился, отмечая что-то в мыслях. «Я рад, что вы живы». Значит, Гин не знал наверняка. Что он вообще знал?
Соуске хотел было спросить, но свободная ладонь Гина легла на его грудь, размазывая кровь от пореза по коже и, поднявшись вверх, остановилась на горле, а далее – на лице.
Сердце-то у вас ровно бьётся, "то-так, то-так, то-так". Ровно. Не боитесь. Куда вам, капитан, до такого опускаться.
- Вы не можете выбраться отсюда, а значит, ваше сознание слабее моего. Вы проиграли в конечном итоге, ка-пи-тан. И умираете сейчас где-то, - цепкие пальцы сотворили непозволительную роскошь с лицом бывшего «бога» - наклонили к себе. – Или не умираете - дело ваше.
Айзен сбросил руку почти секунду спустя. Дежа вю, отсылающее к моментам в Каракуре. Гин улыбается, а на лице Соуске улыбки нет. Пусть временно, но её смыли произнесённые только что слова.
- Зачем же ты здесь?
- Хогиоку, капитан, ну же, ведь это очевидно, - Гин неспешно направился к центру залы. Ох, Ичимару за два дня пребывания здесь успел понять одну главную вещь – у Айзена не было сил. Поначалу шинигами не понимал, почему Соуске не замечает его присутствия, но всё оказалось до банального просто – он не чувствует реяцу. И занпакто на поясе не было. Ай-ай-ай, капитан Айзен. – Вы умираете, вам нечего терять. Отдайте мне Хогиоку и скажите, как извлечь из него души. Тогда я дам вам возможность умереть не в этой тюрьме.
- Ты ошибаешься, - прозвучало вслед. – Я не ограничен временем, Гин. Бессмертие имеет такое… свойство.
- Во~от как, - заинтересованность в голосе. – Бессмертие, ограниченное бессилием?
Свет с верхних ярусов падал вниз, образуя причудливый островок света. Гин стоял в самом его центре. Шинигами собрал двумя пальцами кровь с клинка, попробовал на вкус. Не иллюзия - самая настоящая кровь капитана Айзена.
Вы всегда были для меня добычей. Я выслеживал вас по следам ваших же собственных мыслей. Я шёл на запах даже против ветра. Я хотел вас понять, читать вас, как открытую книгу, чтобы потом обвиться кольцами вокруг вашей шеи, пережать сонную артерию и смотреть, как вы беспомощно умираете… капитан Айзен. Нет больше секретов. Вы меня обыграли на один шаг, сохранив тайну Хогиоку, но теперь вы вновь человек. Человек, которого я знаю, как самого себя.
Однажды Гин допустил ошибку – он не рассчитал, что Хогиоку изменит Айзена настолько, что его действия перестанут быть предсказуемыми.
«Вы все умрёте», - протяжно говорил Гин, сидя на обломке здания и наблюдая за битвой.
«А ты?», - переспросил рыжий мальчишка. Такой сильный и такой глупый ма~альчик. Никто бы не выжил. Когда сознание капитана Айзена перестало подчиняться человеческой логике, даже я был бессилен. Но у меня был шанс… что же ты наделала, Ран-тян…
- Нет ничего постоянного в этом мире, - мягкий и на удивление спокойный голос Айзена вывел из лёгкой задумчивости. – Отсутствие сил – в том числе.
Я не верю и никогда не поверю твоим словам, Соуске, ты ведь знаешь это, нэ? Только фактам, только им, родимым. А факт таков, что сейчас вас не спасёт ни ваша сила, ни ваше умение лгать, капитан. Но вы не лжёте…
Гин смотрел на то, как затягивается порез на груди Айзена и как тот пытается держать лицо в этой ситуации, хотя – Ичимару это точно знал – Соуске уже ни в чём не уверен. Означает ли это, что регенерация и бессмертие – единственные вещи, что Хогиоку оставило своему бывшему хозяину? Но ведь это так легко проверить.
Айзен ждал. Сопротивляться Гину было бессмысленно и бесполезно – со временем его бывший лейтенант сам всё для себя решит и определится, нужно было лишь дать ему это время. Оно, время… решает всё. Жизнь и смерть целых цивилизаций, миров, поколений, отдельных личностей подчиняется лишь его течению. Даже биение сердца подчиняется секундам.
"То-так, то-так" – сердце бьётся ровно. Айзен смотрит в спину Ичимару, что лишь слегка полуобернулся. "То-так". Соуске полагает, что ему нечего бояться, но всё же он отчего-то напрягается больше прежнего, взгляд становится острым. "То-ко-так, то-ко-так". Сердцебиение ускоряется. Молчание к этой секунде становится физически ощутимым и давит грузом на плечи. Айзен уже знает. И всё, что он может – это понимающе усмехнуться и поднять руку, в которой за секунды материализовался клинок - нет, не занпакто – простой слабый клинок из жалких остатков реяцу, который разлетелся на сотни всполохов духовной силы, лишь столкнувшись с Шинсо. Занпакто Гина попал точно в сердце Соуске, успокаивая его, сводя сердцебиение на нет. "То… так".
- Гин…, - Соуске почти зашипел, будучи пригвождённым к стене. А ты изменился, Ичимару Гин, признаться, я удивлён. Приятно удивлён. Если бы ты верил мне на слово, я бы сильно разочаровался.
- Нет ничего постоянного? – будничным тоном повторил Гин. Шинсо уже стал полноценным клинком. Он смеялся во внутреннем мире Ичимару - искренне и зло. Он ненавидел Айзена, и его кровь, его боль, которую тот так умело скрывал, была лучшим подарком для занпакто. Шинсо смеялся, но Гину было не до него. – Неужто ваше бессмертие – тоже непостоянная константа, капитан?
Айзен улыбнулся, чувствуя привкус крови на губах. Боли не существует. Это эфемерное понятие. Боль существует лишь для тех, кто полагается не на разум, а доверяет телу, ведь ощущение боли – это инстинкт самосохранения, и, как и любой инстинкт, может быть подавлен, если есть уверенность в том, что с любой угрозой можно справиться и без примитивных сигналов опасности. За два века Айзен научился отделять сознание и ощущение боли.
- За пределами мира Разума нет понятия «времени», - голос почти пришёл в норму, но выпрямиться до конца не удалось – всё же это довольно проблематично с лезвием в груди. – Ты так и не понял этого.
- Куда мне такими сложными вопросами задаваться, - Гин неприкрыто язвил, словно защищался. По привычке или иная причина была?
- А ведь ты бы мог, - тихо произнёс неожиданные слова Айзен. На лице Ичимару отразилось нечто среднее между удивлением и сомнением. Такой грубый ход при открытых картах не был характерен для капитана Айзена. Шинсо резко вернулся в привычную форму и ножны.
Айзен прикрыл рану ладонью. Скоро она затянется, да, но слишком большая потеря крови ещё никому не шла на пользу. Хотя вам идёт эта нездоровая бледность без малейшего налёта гордыни, капитан. Ай, как же всё нехорошо складывается всё же… для вас. Вы не сможете лишить себя жизни и освободиться, не сможете лишить жизни меня. Можете только ждать, если в этом есть смысл. Чудненько всё складывается, потому что смысла нет. В итоге, капитан, это я могу коснуться вашего сердца.
Трудно забыть такое прикосновение, Гин.
Ичимару ушёл в шунпо, потеряв интерес к дальнейшему диалогу – его белые одежды лишь на пару мгновений мелькнули в воздухе. Айзен наконец выпрямился. Взгляд шинигами не выражал ровным счётом ничего. "То… так". Первый робкий удар сердца. "То-так, то-так". Бессмертная жизнь продолжалась.
Сейчас же они стояли в лучах солнца. Если честно, Гин чувствовал, что устал. Ичимару тоже мог позволить себе такую роскошь, вот только ему совсем не хотелось, чтобы это заметил Айзен. Но, кажется, уже слишком поздно.
- Гин, - продолжил незваный гость, не получив ответа на свой вопрос. – Тебе не кажется, что ты загнал себя в тупик, как полагаешь?
- Полагаю? – усмешка. – Полагаю, что должен поблагодарить за заботу о моём душевном состоянии. А я должен полагать что-то ещё, капита~ан?
Айзен переводил взгляд с темноты коридора Лас Ночес на ослепительное солнце, в лучах которого стоял дважды предатель Ичимару Гин. Всё-таки этот мальчишка ничуть не изменился.
- Ты спрашивал, зачем я потревожил тебя в этот час, не так ли? Тогда пойдём, у меня есть, что показать тебе.
Показать? Гин напрягся, но прищур глаз выдал интерес Ичимару. В конце концов, терять-то было нечего, а развлечений здесь было немного. Немного? Да совсем не было ни единого. Впрочем, нечего жаловаться, Ичимару Гин. Игры с капитаном Айзеном с крупными ставками никогда не были динамичными.
Бывший капитан третьего отряда поразмыслил пару секунд и направился по коридору вслед за Айзеном. И так – всю жизнь.
И так – всю жизнь, Гин. Тень, не более того. Моя тень. Ты понимаешь это и не понимаешь одновременно.
По пути Айзен ненадолго задержался в своих покоях, чтобы накинуть на плечи тёплое кимоно с алыми драконами. Красное на белом – он не изменял своим вкусам даже сейчас, этот капитан Айзен. Ичимару безразлично улыбнулся.
Ты ведь помнишь мои слова, не так ли, Гин? Я просил тебя задуматься над тем, что тобою движет. Та цель – моя смерть – что ты поставил перед собой в самом детстве истёрлась, потеряла свою суть. Ты забыл, зачем её ставил – вот в чём твоя беда. Каждый ищет цель и смысл своего существования – в этом нет ничего удивительного, но не у каждого хватает жизненной мудрости в сознательном возрасте заглянуть глубже и переосмыслить её.
Ты был своевольным мальчишкой, когда встретился с Мацумото Рангику. На самом же деле, Гин, ты просто воспользовался ей, её образом, сделав спасение части её души смыслом своей жизни. И ты ушёл от неё, настоящей, не оборачиваясь. Впрочем, ты всегда не желал смотреть на существующую реальность. А она такова, что ты давным-давно забыл вкус и запах своей женщины, заполнив пустоту Идеей, а Идеи имеют свойство затуманивать разум.
Твоя жизнь закончится после того, как ты достигнешь цели. Подумай, Гин, я ведь просил тебя об этом. Помнишь, я когда-то сказал, что если сконцентрироваться на чём-то одном и отмести всё лишнее, то можно достигнуть поразительных результатов. Но, хоть ты и достиг их на пути к своей Цели, ты потерял неизмеримо больше.
Ты потерял свою женщину, потому что никогда не сможешь быть с ней. С самого начала своей жизни ты подстраивал характер под меня, готовый к обороне и атаке. Ты проиграл. Но проиграл в первую очередь своё право на ту жизнь, которую люди называют стабильной. И ты знаешь это, Гин.
Ты потерял себя. Множество вариантов жизни, которые ты бы мог прожить, но не проживёшь в силу своей сложившейся натуры. Ты изначально выбрал не свой путь. «Я шёл по вашим стопам» - так ты любишь говорить. Не лги себе, Гин, ты слишком многое перенял от меня. В том числе отрицание необходимости отношений, ведь предательство в них неизбежно, исход предсказуем и всё это просто-напросто… скучно, а я слишком разбаловал тебя тем, что жизнь должна преподносить сюрпризы. Ты разгадывал меня, как ребус, и не знал скуки. Подумай, Гин, чем ты заполнишь свою жизнь после моей смерти. Вернее, чем сможешь заполнить, чтобы не чувствовать жажды в океане обыденности. Подумай, Гин… ты ведь не думал об этом.
Они вошли в помещение, некогда использовавшееся для собраний Эспады. С тех пор здесь почти ничего не изменилось – тот же длинный стол и ряды кресел. Лишь налёт пыли на гладких поверхностях говорил о том, что в эту комнату не заходили непозволительно давно. Вот только в реальности, воссозданной из воспоминаний, никогда и не было Эспады. И, к слову, создавать что-либо на основе памяти всегда опасно. Ты знал это, Ичимару Гин?
На столе красовались две чашки тёплого чая – Айзен принёс их заранее.
- Не присядешь?
Гин выжидательно улыбался, стоя в паре метрах от кресла, в которое сел бывший хозяин этого дворца. Нет, пить чай в компании Соуске – последнее, что было в его планах. Айзен понял это и прикрыл веки, словно признавая право Гина сделать подобный выбор. Ещё бы он не признал. И хоть улыбка Ичимару была по-прежнему ядовитой, но усталость уже накладывала на неё более явный отпечаток, чем ранее. Айзен это видел. И молчал.
- Как пожелаешь. Я лишь подумал, что чай будет не лишним в такой час. И всё же, мы здесь не ради него, - Айзен опёрся локтем о стол, придерживая голову кончиками пальцев. – Ведь весь этот мир – твоя память, не так ли? Все залы и помещения, которых никогда не было в Лас Ночес созданы твоим подсознательным. Твоей духовной силой пропитан воздух. Могу я спросить одну вещь, Гин… ты ведь не заходил в этот зал ранее, верно?
- Искать призраки Эспады? Нет конечно, без на~адобности оно было, - Ичимару сделал пару шагов вперёд, положил руки на спинку кресла, что находилось во главе стола и сладко улыбнулся. – А вы, я вижу, забрели от скуки.
- Не совсем то слово, - Айзен сделал глоток и посмотрел на собеседника, который находился уже гораздо ближе… на целых три кресла ближе. – Я подумал о том, где мне логичнее всего искать осколки твоей памяти, чтобы подтвердить правдивость своих слов. Здесь, Гин. Это было очевидно, лежало на поверхности, но… верно что-то ранее сбивало меня в рассуждениях на эту тему.
Ичимару промолчал. Он знал, что Айзен любит поддерживать интерес слушателя к своим словам, требуя промежуточных реплик, но Гин не тот, кто будет следовать прихотям бывшего шинигами. И всё же начало заставило напрячься ещё больше. Странно всё это, очень странно.
Айзен промолчал также, только взгляд мужчины остановился на переключателе, что висел на стене – этот механизм включал проектор в центре стола. Через пару секунд молчания вновь раздался его мягкий голос.
- Если всё это измерение хранит твои воспоминания, подумал я, то не логично ли предположить, что их можно не только коснуться, - палец бывшего шинигами обвёл окружность кружки, - но и увидеть. Если тебе нечего бояться, то… включи проектор. Давай посмотрим, что сохранила твоя память в качестве самого яркого и значимого воспоминания. А она сохранила, Гин.
Айзен, безусловно, уже видел. О фальсификации не могло идти и речи, ведь он не обладал более силой своего занпакто, а изменить «законсервированные» воспоминания не смог бы даже Гин. Ичимару натянуто улыбался. Он слишком хорошо знал этого человека, чтобы ошибиться в простой истине – это ловушка. Капитан выбрал для неё время, место и обстоятельства. Откажись Гин – и пришлось бы признать поражение, но если согласиться, то всё равно проиграешь. В этом суть права выбора, что давал окружающим себя людям Айзен Соуске. Выбор е~есть, толку нет. Время вас не изменило, капитан.
Гин разглядывал собеседника, цепко и пристально, словно в карих глазах хотел увидеть след того, что уже видел Айзен. Нет, Ичимару не боялся, но почти физически ощущал, как Шинсо мечется по внутреннему мире в желании защитить хозяина от возможной опасности, меняет формы и сущности, извивается… заставляя сердце Гина стучать быстрее. Ненависть Шинсо слишком ощутима и… опасна.
Ичимару лёгким движением выхватил занпакто из ножен и направил его в сторону рычага, а затем едва заметный жест руки приказал удлинённому лезвию поднять переключатель – Гин сделал свой выбор и не стал с ним тянуть. Шинсо обессиленно лёг в глубинных слоях мира души и затих. Никто не мог управлять Ичимару, даже его занпакто.
Взгляды обоих мужчин устремились в центр стола.
- … стану шинигами и всё изменю. Так, чтобы всё закончилось, - звучал голос юного мальчика Ичимару Гина из воспоминаний, – ... и Рангику больше не плакала, - проектор показывал мир глазами этого мальчика. Впереди – бескрайние снежные поля окраин Руконгая, а позади… но он не оборачивался, чтобы взглянуть на Мацумото. Лишь в одну секунду, мельком, словно и не было этого взгляда. А глаза у Рангику на мокром месте. Гин, видимо, не захотел этого замечать. Воспоминание прервалось. На самом же деле Гин лежал на обломке здания. Кажется, ему было трудно открыть глаза и пока он этого не мог, память подбрасывала ему пёстрые картины, раня острыми осколками прошлого. Вот только Хогиоку не было его прошлым, но лишь оно теперь мелькало в сознании. Он всё пытался дотянуться до него, раз за разом, и каждый раз настигала боль. Это бы продолжалось вечно, если бы угасающее сознание не выпустило Гина и не позволило бы открыть глаза. Рядом была Рангику, но Ичимару не смотрел на неё, скорее... сквозь.
- Рангику, - зазвучали мысли, - в конце концов я не смог вернуть тебе то, что у тебя отобрали. Не сработало. Ах, я знал это. Но я рад… что извинился.
А затем взгляд исключительно в спину Айзена. Кажется, Гин напряг последние силы, чтобы разглядеть по возможности всё. Он хотел увидеть глаза того ребёнка, который ещё недавно был совершенно не приспособлен к сражению с капитаном Айзеном.
- Да… это глаза сильного человека. Что ж… я могу… оставить это тебе.
А затем… проектор погас. Но спустя пару секунд всё началось заново, по кругу, только это уже никого не интересовало.
Айзен успел допить чай и в кружке остался лишь его аромат. Рядом стояла точно такая же, но наполненная до краёв. Теперь, похоже, невыпитому чаю совершенно точно суждено остыть.
Соуске не смотрел в сторону Гина, в этом не было надобности. Каждый камень и, как верно заметил бывший шинигами, даже воздух иллюзорного Лас Ночес передавал настроение своего хозяина. И, судя по тому, что дышать стало в разы сложнее, словно из воздуха исчез весь кислород, Ичимару находился в том расположении духа, которое было самым логичным в данной ситуации – в тихой ярости. Дворец его выдал. Айзен выждал несколько мгновений и заговорил – медленно, словно слова подбирал, но в случае Соуске он просто ставил акценты там, где считал нужным, ибо хотел добиться того, чтобы эти слова оттисками отпечатались в мыслях Гина и… в нужное время была возможность коснуться пальцами их контура, заставляя вспомнить.
- Добиться мира, в котором Рангику не будет плакать, - скрытая усмешка. – Похвальная цель для ребёнка. Ты… не видел ничего, кроме этой цели, Гин. Поставил её перед глазами и шёл к ней. Даже обернуться боялся, чтобы не спугнуть. Ведь ты знал, что увидишь за спиной… и не желал об этом думать. Самообман, не более. Стремясь создать мир, в котором ты не увидишь слёз Рангику…, - Айзен перевёл взгляд на проектор. Вот Гин оборачивается на секунду и видит слёзы на лице девочки. Вот он смотрит сквозь взрослую Мацумото, которая смывает кровь с его лица собственными слезами. А ещё каждый из них помнит, что лишь удивление не дало слезам появиться на глазах Рангику в час Соукиоку, - … ты создал мир, в котором есть лишь они.
Айзен заметил, как пошла трещинами его кружка, но не он был этому виной – настолько стала давить атмосфера и материальные предметы сдались первыми.
- То, что может заставить Рангику улыбаться - вовсе не часть её души, что была изъята, - стол и стулья тоже начали трескаться под натиском духовной силы Гина, которую теперь ощущал даже Айзен, - не моя смерть…, - предметы уже вовсю крошились, рассыпаясь пылью, - а твоя… жизнь, Гин. Жизнь рядом с этой женщиной, ведь она хотела, чтобы ты был с ней… с самого начала. Тогда бы ты своими руками создал мир, в котором Мацумото Рангику не пришлось бы плакать.
Айзен встал в тот момент, когда его кресло раскололось, как и вся мебель. Встал и… наконец посмотрел на Гина. Никакой улыбки, никаких сомкнутых век – Ичимару смотрел так лишь однажды, и этот момент недавно мелькал в воспоминаниях… момент, когда самым важным в жизни стало дотянуться до Хогиоку, но с осознанием того, что поражение уже неминуемо; с осознанием того, что злиться на себя или капитана Айзена совершенно бессмысленно, но злость никуда не деть.
- Вы мне что же, - тихо бросил Гин, - в отцы записались?
Айзен только улыбнулся, медленно подходя. Чувства Ичимару были как на ладони. И за злостью, раздражением и ненавистью скрывался всего лишь страх, который проснулся, когда Айзен озвучил те мысли, что Гин прятал за тысячью ментальных стен даже от самого себя. В первую очередь от самого себя. А теперь этот страх по цепочке вызывал все сопутствующие ему чувства, но… по большому счёту ненавидеть капитана Айзена было попросту не за что. За то, что подобная правда и подобные мысли существуют Ичимару мог ненавидеть только себя. Кто сказал, что яд не отравляет самих змей?
- Скажи мне одну вещь, - ответил Соуске, останавливаясь почти рядом. – Как называют человека, который играет самую большую роль в жизни? Настолько значительную, что с него берут пример... неотрывно следуют по пятам… учатся мудрости, терпению и спокойствию в этой бренной жизни, - улыбка Айзена вышла почти победной. – И всё это на протяжении ста лет. Скажи мне, Гин, ты ведь знаешь ответ.
Губы Ичимару дрогнули в презрительной усмешке, но не смогли разомкнуться. Сто лет. Детство, юность и отрочество под крылом капитана Айзена. Он действительно учил его жизни, учил быть сильным, учил добиваться своего и Гин запоминал эти уроки, лишь немного подстраивая их под себя. Но даже этому – необходимости сохранять себя в американских горках жизни – обучал его Айзен.
- Тогда я скажу…
- Дайте угадаю, - неожиданно перебил Ичимару, - в Учителя метите?
- Тебе лучше знать, - рука Айзена легла на левое плечо собеседника. – Гин.
Ичимару отреагировал мгновенно, сбрасывая руку бывшего капитана, отчего отчётливо возникло дежавю их первой встречи в этом мире, но Соуске отреагировал также быстро, перехватывая вторую руку Гина, вот только не за кисть, а за лезвие занпакто. Время, казалось, остановилось.
Ичимару безмолвно наблюдал за тем, как Айзен проводил рукой по острию Шинсо, которое даже пореза на его ладони не оставляло. Секунды… тянулись непозволительно долго. Соуске приподнял вакидзаси, чтобы Гин видел всё чуть получше.
- Острота занпакто зависит от твёрдости намерений, тебе ли этого не знать, - тихо сказал он. – Думай сам, Гин, думай сам.
Дважды предатель отступил на шаг, но давление реяцу в воздухе только усилилось. У Айзена мелькнула мысль о том, что ещё немного и его самого придавит этой тяжестью к полу, всё же без собственной духовной силы было несколько… проблематично. Однако морщинки на лице Ичимару вдруг разгладились, давление спало и губы изобразили его обычную спокойную, немного насмешливую улыбку – шторм стих, весь массив воды спрятали за бетонные стены дамбы.
- Уходите, - раздельно произнёс Гин, чётко проговаривая каждый слог, что было для него нехарактерно. – Проваливайте к чёрту… капитан Айзен.
Лезвие Шинсо резко дёрнулось вниз и вернулось в ножны. На ладони Соуске остался отчётливый порез. Вот даже как. Что ж, ты был достоин хаори капитана.
Айзен не стал спорить, оставляя Ичимару в покое.
- Ещё одно, - перед уходом из помещения заметил он. – Я до сих пор не поблагодарил тебя, ведь… своим гардеробом я обязан твоему подсознательному. Это ещё один повод задуматься тебе, а мне – сказать тебе спасибо.
Через несколько ударов сердца бывший шинигами уже шёл по коридору, искусственное освещение которого придавало его кристально белому кимоно с алыми драконами особый контраст с блеклыми стенами иллюзионного Лас Ночес. Айзен улыбался.
Спальня была просторной, светлой и свежий воздух свободно циркулировал по помещению.
Свет проникал даже через закрытые занавески, освещая каждый тёмный угол. Капитан Айзен спал. Уж как он привык засыпать при постоянном свете искусственного солнца Гин не знал и знать не желал – не особо интересовало. Хотя… заставило же его что-то изменить свою привычку времён настоящего Лас Ночес спать выше солнечного купола лишь при тусклом свечении луны.
Однако лицо у капитана было на удивление умиротворённым. Безмятежно спящий человек поистине кажется наблюдателю созданием небесным, невинным и славным… даже если находившийся в постели мужчина некогда бросал вызов самому Богу за право назначать законы Мироздания.
Гин поставил кувшин с горячей водой на прикроватную тумбу, сыпанул горсть свежего листового чая в глиняный чайник и залил водой. Листья тут же раскрылись, впитали влагу и аромат распространился по комнате. Айзен наконец ощутил чужое присутствие и открыл глаза. Да, капитан, а годы вас не пощадили, ведь раньше вы просыпались от малейшего шороха. Этот мир делает вас слабее.
Гин, облачённый в лёгкую юката, небрежно наброшенную на плечи, словно Ичимару сам только лишь из спальни, подошёл к окну и распахнул занавески. Порыв свежего воздуха коснулся тела Айзена, что уже успел привстать на кровати. Закачались подвязанные к ветви дерева светильники на тумбе.
Гин также безмолвно вновь обошёл кровать, налил в чашку заварившийся чай и присел на постель рядом с хозяином комнаты, протягивая на узкой ладони горячий напиток. Время замерло.
С момента их разговора в зале собраний прошло около месяца. Всё, казалось бы, шло своим чередом. Вновь редкие встречи, ничего не значащие фразы и оба делали вид, словно ничего не произошло. Несуществующие часы Лас Ночес отмеряли минуты до этого самого момента, когда Гин пересёк порог спальни Соуске.
Айзен принял из рук Ичимару неожиданный подарок, прилёг на подушки и даже чуть прикрыл глаза. Утро начиналось странно, но не настолько, чтобы сильно удивиться. Гин, сидящий на его постели в момент пробуждения – довольно знакомая картина из прошлого. Сколько десятилетий прошло с тех пор, когда это было в порядке вещей? Соуске почти не помнил, а от юного мальчика Ичимару не осталось и следа.
- Доброе утро, капитан, - Гин беспечно улыбался. – Или ночь? Так и не научился тут сутки отмерять, сложно это.
- Признаться, я не ожидал, - Айзен смотрел спокойно и явно заинтересованно. Это действительно неожиданно, Гин. – Что-то заставило тебя придти, не дожидаясь моего пробуждения. Могу я узнать повод?
- Когда-то он вам был не нужен, - светловолосый шинигами наблюдал за тем, как Айзен неспешно делал глоток за глотком. Взгляд Гина был буквально прикован к смуглым пальцам, что держали кружку.
- В твоём «когда-то» ты ещё был моим офицером.
- И вы совершенно не интересовались тем, зачем я это делал, - улыбка стала ещё тоньше.
- Твои намерения были шиты белыми нитками.
- Вот как, - Гин разочарованно развёл руками и даже немного театрально склонил голову набок. – И почему же, капитан?
Айзен не привык отвечать на риторические вопросы, поэтому просто промолчал. Ты приходил и уходил, когда сам читал нужным, Гин, не так ли? Ты и сейчас кажешься мне лишь призраком из прошлого, мальчик. Но, что бы ни говорил, в твоих визитах всегда была цель…
Тихая, звёздная ночь, лишь стрекот цикад за окном. Лейтенант пятого отряда пребывал в объятьях морфея до тех пор, пока знакомая реяцу не вторглась в его сон, заставляя резко приподняться на постели. Глаза, не привыкшие к темноте, различили силуэт ребёнка на кровати лишь благодаря полной луне. Ичимару сидел неподвижно, у самого края футона.
- Подкрадываться к спящему человеку – дурной тон, Гин, - через пару секунд заметил лейтенант. – Что ты здесь делаешь?
- Я не подкрадывался, - голос мальчика почти смеялся, - когда подкрадываются, скрывают реяцу.
- Что ж, твоя правда, - не без удовольствия признал Соуске. – И всё же при наличии дверей в них принято стучать.
- Ну вы же их не закрываете, нэ? Разве это не предложение войти?
- Это необходимость. В случае немедленного вызова я также должен среагировать немедленно.
- Буду знать, - почти виновато протянул Гин, словно впервые об этом слышит. Мальчишка.
- Не спится? – наконец уточнил Айзен, зажигая неяркий светильник, висящий над тумбой.
- Я подумал, что ничего не случится, если вы поделитесь со мной капелькой сна.
- Как же я теперь поделюсь, если ты у меня его забрал? – Соуске улыбнулся даже помимо своей воли. А ведь хорош, этот Ичимару Гин, редко у кого в таком возрасте наглости и способностей хватит, чтобы так разговаривать с лейтенантом пятого отряда.
- Я хотел взять незаметно, но для этого пришлось бы подкрадываться, а вы этого не любите, нэ? – а в голосе так и звучит «Ну ведь так скучно не спать одному, правда?».
Айзен, если бы и хотел разозлиться, уже не смог бы. Такая открытая наглость вызывала в нём больше восхищения этим мальчишкой, чем желание выгнать вон.
- Подойди.
Гин немного поразмышлял и сел почти совсем рядом. Теперь Айзен мог рассмотреть его в свете лампы. У его протеже был совершенно здоровый вид, разве что немного худ, но округлые щёки говорили о том, что общая худоба – лишь особенность телосложения. Айзен коснулся щеки мальчика. Тёплая, мягкая – что и следовало доказать. Лейтенант уже хотел было убрать ладонь, но что-то его остановило.
- Боль в ноге, не так ли?
- Просто растянул, - ребёнок улыбнулся как-то… зло. Было видно, что воспоминания с этим связаны малоприятные.
- Тренировка, - просто констатировал Соуске. Словно считывал информацию с его реяцу. Или же просто сопоставлял факты. – И ты не пошёл в медицинское крыло.
- Поболит – пройдёт, делов-то.
- Безусловно, - усмехнулся Айзен, - неплохая логика для того, кто хочет избежать завтра службы. Не у меня в отряде.
Гин посмотрел… недобро. Конечно же, отлынивать от обязанностей он специально пока не собирался, но и идти из-за какого-то растяжения в четвёртый отряд тоже.
Айзен окончательно привстал на постели и положил ладони на больную лодыжку Ичимару. Пара движений пальцев и Гин немного скривился от боли, благо лейтенант Айзен этого не видел.
- Вывих. Получил бы завтра отёк, - Соуске позволил реяцу согреть место ушиба, затем несколько движений ладоней, чтобы размять повреждённый участок и резкое движение, которое доставило Гину неожиданную боль, от которой он даже едва заметно вздохнул. Вот и всё, сустав встал на своё место.
- Пошевели.
Гин сделал, как просили. Боли от движений больше не ощущалось, а остаточную снимали руки лейтенанта, умело заставлявшие кровь приливать к стопе. Так даже было… хорошо? Гин улыбнулся несколько неестественной улыбкой, наблюдая за тем, как Соуске делает ему массаж, а затем выпускает ногу и вновь ложится на подушки с удовлетворённым от проделанной работы взглядом. К несчастью для Ичимару, этот чёртов поступок лейтенанта убил львиную долю первоначального азарта испортить тому спокойный сон и понаблюдать за реакцией. Гин привстал с футона.
- Вот как, - заметил Айзен. – Уже уходишь? Ты… можешь остаться.
- Сон я ваш спугнул, он убежал и прячется где-то рядом. Я поброжу по окрестностям и попрошу его к вам вернуться. Себе, конечно, тоже немного возьму. Вы не против, лейтенант Айзен?
- Ступай, - призрак улыбки появился на губах. Забавный мальчик. Кажется, Айзен в нём не ошибся.
Дверь закрылась одновременно с тем, как Соуске закрыл глаза – лейтенант всё же вымотался за день. А за окном причудливым живым узором по рисовому полю летали светлячки.
Название: Мир, в котором Рангику больше не будет... плакать.
Автор: serranef
Бета: gaarik
Пейринг | Персонажи: Гин|Айзен, красной лентой проходит Гин/Рангику
Жанр: драма, ангст, возможно десфик; (~8 500 слов)
Рейтинг: вообще смешное PG-13, но церебральная НЦа-21
Дисклеймер: да Кубо его знает, чьи права на персонажей и мир
Саммари: Постканон, таймскип в 5 лет. Гин без сознания лежит в палате четвёртого отряда, Айзен - в камере Авици. Ичимару удаётся "поймать" и заточить сознание бывшего капитана в подсознательный мир-ловушку, чтобы завершить дело всей своей жизни - узнать секрет Хогиоку - и благодаря этому вернуть Рангику часть души. "Но неизбежно большой выходит цена побед"(с). Вопрос лишь в том - для кого.
Авторские примечания: 1. Второе место на бличефестивале имени Гина;
2. Открытый финал;
2. Иллюстрация к рассказу кисти Мертвый Извозчик
читать дальше- Никаких изменений, Унохана-тайчо? – голос Рангику уже давно не дрожит и даже волнения в нём не слышно. Она просто спрашивает и совершенно точно видно, что на положительный ответ Мацумото не рассчитывает. Мудрая женщина.
- Состояние прежнее, - глаза Рецу были прикрыты, пока она сосредоточенно считала пульс на неестественно бледном запястье лежащего на больничной койке мужчины. – Не хуже, но и не лучше. Его тело здорово, Рангику-сан, я позаботилась об этом в первую очередь. Но принять решение вернуться в этот мир или нет может лишь он сам.
- Где же он сейчас? – Мацумото садится на пол возле постели и сжимает ладонь, которую лишь пару секунд назад держала капитан четвёртого отряда. Пальцы у Гина холодные и, казалось, что стали они ещё тоньше, чем были. Впрочем, не казалось.
Пять лет комы. Пять лет без движений и полноценной еды. Пять долгих лет надежды, что он однажды откроет глаза и улыбнётся своей язвительной улыбкой. Любой улыбкой, лишь бы…
Но Гин не улыбался. Мёртвые не улыбаются. Находящиеся на грани жизни и смерти дважды предатели не улыбаются тем паче.
Рангику коснулась щекой сплетённых рук и задумалась о чём-то своём, только ей известном. Унохана Рецу не ответила на повисший в воздухе вопрос. Не стала она напоминать и о правилах посещения больных, а лишь тихо прикрыла за собой дверь. В конце концов, был ещё только день –
За окном ярко светило солнце мира мёртвых.
***
Нарисованное яркое солнце на лазурном нарисованном небосклоне. Светит прямо в глаза, чтобы дарить надежду. «Оставь её, родимую, всяк сюда входящий». Оставили уже, оставили, можете не напоминать от нечего делать. А делать нечего, приходится улыбаться. Улыбайся, Гин, и заставь призрачное солнце несуществующего Уэко Мундо тоже улыбнуться.
Ичимару выдохнул на стекло, благодаря чему оно запотело. Длинные пальцы обвели контуры солнечного диска, пририсовали ему лучи и неряшливую улыбку. Всё бы ничего, да вот незадача – палец дрогнул и линия улыбки вышла далеко за «солнечный круг».
Гин обернулся, встречаясь взглядом с незваным гостем.
Айзен изменился. Длинные волосы шинигами спадали на ткань домашней юката – во дворце, где кроме них не было никого и роли играть также не было смысла. Не перед кем павлиний хвост распушить, да, капитан? C другой стороны, простота и минимализм вам всегда шли. А волосы-то вы почему посчитали нужным не стричь? А, впрочем, дело-то не моё, кто я такой, чтобы влезать в вашу личную жизнь в вашей же личной тюрьме?
Гин улыбнулся, наблюдая за тем, как Айзен размышляет о необходимости входить в комнату и приходит к выводу, что можно обойтись без этого. Его рука, словно в поисках опоры, легла на дверную балку, но на этом всё и закончилось.
- Не спится, капитан? – будничным тоном поинтересовался Гин. – Но, даже если так, не за сказкой же на ночь вы пришли.
- Да и ты не в постели, как я вижу, - вот что осталось неизменным в Айзене, так это его голос и нотки уверенности в нём. Голос Соуске, безусловно, грозное оружие, но мы уж как-нибудь постараемся с ним справиться, нэ?
- Солнце ещё в зените, - ирония в голосе, - как же тут уснуть?
- Прекрати, Гин, - совсем тихое замечание, словно и не было его. Могло показаться, что Айзен скрывает злость, но это не так. Айзену вообще больше нечего скрывать. – Ты всё никак не смиришься с тем, что твои попытки тщетны. Я не подпишу себе смертный приговор лишь потому, что испугаюсь провести вечность с тобой, - тень улыбки на лице бывшего сильнейшим шинигами. – У нас обоих в запасе неограниченное количество времени, вот только у меня оно несколько… более неограниченно. Как полагаешь, Гин, сдамся ли я раньше, чем твоё тело умрёт?
- Века взаперти не пощадят нас обоих, капитан, – Ичимару улыбнулся несколько насмешливо. – Я готов рискнуть, а вы?
- Вот как, - Соуске склонил голову чуть набок. Юката съехала с левого плеча на локоть, но Айзен не обратил внимания на такой пустяк. – Всё ради этой женщины… до сих пор?
Гин смотрел молча, глаза под прикрытыми веками не выражали ровным счётом никаких эмоций, кроме легкого раздражения приходом «гостя» в неурочный час. Слишком сложный и… слишком риторический вопрос, капитан.
Айзен уже не знал, что чувствует по отношению к человеку, стоящему в лучах солнца. Ненависти он не испытывал никогда, даже сейчас. Равнодушие по отношению к хозяину мира, в котором находишься, было так же довольно проблематично испытывать. Желание уничтожить? Но оно исчезло после того, как оказалось, что это невозможно, если сам Гин того не захочет. А Ичимару не желал прерывать своей смертью течение их совместной иллюзорной жизни в мире собственного бессознательного, что приняло облик Лас Ночес. По большому счёту даже этого солнца здесь не существовало, потому что за пределами стен дворца мир заканчивался. Красивая картонная иллюзия. Нравится подчиняться чужим иллюзиям, капитан?
Вначале Айзен считал это всё сном. Он полагал, что заснул на полу подземной камеры Авици и просто не может проснуться – так и бродил первые дни по лабиринтам пустого Лас Ночес без возможности даже выйти за его пределы. А затем он встретил Гина. Ичимару стоял на самом краю балкона просторной белой залы. Не было ни реяцу, ни звуков – ничего, кроме пронзительного, прожигающего ядовитой ненавистью взгляда. И Соуске поднял голову.
Гин сливался с выточенными из пустынного камня стенами. Такой же мертвенно бледный, кажущийся слабым, но всё же улыбающийся Ичимару Гин касался кончиками пальцев колонны. Но в следующий момент постамент не выдержал давления реяцу и разрушился, казалось бы, от простого касания руки. Обломки камня с грохотом упали почти под ноги Айзену, но это было настолько незначительным по сравнению с происходящим, что Соуске не заметил. Так и стоял, неотрывно наблюдая за человеком, чей вакидзаси однажды пронзил сердце. Тогда он позволил это мальчику.
Умирать всегда страшно, не так ли? Но смерть была необходима для новой ступени эволюции и ты не подвёл, хоть и сам того не знал, а когда узнал, было уже слишком поздно.
Но мы ведь всегда платим за свои поступки, верно, Гин? Я никогда ни в чём тебя не ограничивал, справедливо полагая, что это лишнее. Ты шёл по моим следам, дышал моим воздухом, пытаясь понять – в достаточной ли мере я вкусная для тебя жертва. Порой я смотрел на тебя и думал «Боже, боже, Гин, ты ещё такой ребёнок». И эта мысль не оставляла меня до самого конца. Хочешь знать, в чём была твоя ошибка? Ты не оборачивался, Гин, смотря лишь в одну сторону – мне в спину. В итоге ты не смог увидеть мир моими глазами и сделал неверный выбор. Признаться, я не желал твоей смерти, я лишь желал преподать тебе урок.
Их взгляды встретились. Гин смотрел пристально, не щурясь и не скрываясь за тенью век, словно в самой душе бывшего капитана что-то прочесть хотел. А во взгляде Айзена было лишь напряжение, но чем дольше длился этот немой разговор, тем больше понимания отражалось в его взгляде.
Не любить никого, не доверять никому. Оставаться сильным и самодостаточным. Более того, несмотря на то, что мир по большому счёту слишком легко поддаётся анализу и оттого скучен, его следует воспринимать как единую целостную систему. Ты же видел лишь его часть. Признаться, меня всегда удивляли твои мотивы, ведь месть никогда ничего не решала, не меняла и не оставляла следов. Душа руконгайской девчонки не стоит ничего. Да, она потеряла право на перерождение, но дело не в ней. Дело в том, что ты нашёл себе смысл жизни и над его логичностью и масштабностью более не задумывался. Это было удобно, верно, Гин? Игра со своей ненавистью, но, что самое важное – со мной, забавляла тебя настолько, что казалась интересной. Но ты проиграл - я не позволил бы кому-то, даже тебе, выиграть лишь из интереса. Ты не удивился и принял это, как данность – за это стоит уважать. Лишь один вопрос я не успел задать тебе – неужели это всё стоило того, чтобы умереть? Я ведь мог дать куда большее…
Гин спрыгнул на пол залы почти беззвучно. На нём были прежние белые просторные одежды, за которыми едва различался человеческий силуэт. Ичимару не поднимал головы, чтобы не показывать взгляда на таком близком расстоянии, но Айзен и без этого знал, какая борьба сейчас в нём идёт.
Мы были связаны, Гин… с самого начала. Это причина того, почему тебе удалось поймать моё сознание в эту ловушку общего подсознательного мира. Сейчас ты сильнее меня, это так, и противостоять твоему миру я не могу. Но всё же, пройдя такой путь от начала и до конца, ты не мог устроить всё это лишь для того, чтобы убить меня ещё раз во сне - это бессмысленно и не стоит таких жертв. Тогда зачем?
Ичимару сделал резкий выпад вперёд, блеснул клинок в искусственном освещении и в следующую минуту Айзен оказался прижатым к стене. Да с такой силой, что по белой плоскости пошли трещины. Жилистые руки Гина лишь казались слабыми, но на самом деле просто никому не предоставлялось шанса почувствовать их силу. Вот только кость, хрустнувшая в предплечье Айзена, верно не была рада такой привилегии.
- Что такое, Гин? – на лице Соуске заиграла привычная улыбка – всё встало на свои места в понимании ситуации и больше не о чём было волноваться, ведь глупо волноваться о том, что мы не в силах изменить. – Даже не поздороваешься?
Гин, не считая нужным ответить, просто распорол косоде Айзена на груди, не особо беспокоясь о том, что лезвие Шинсо задевает и кожу. Но нет, никакого Хогиоку у проекции сознания Айзена не было. Ни сил, ни занпакто, ни Хогиоку. Всё складывалось просто чудесно, великолепно, можно сказать. Для Ичимару, разумеется. Гин усмехнулся, поднял глаза на бывшего капитана и … словно и не он вовсе хотел пару минут назад срезать с Соуске кожу, а не лоскутки одежды
. Взгляд был прикрыт веками, а улыбка ничего не выражала.
- Добрый день… капитан. Давненько не виделись. Сколько, кстати?
- Месяц. Но я ни за что не поверю, что ты решил проведать меня от скуки, Гин.
- Вот у нас как - месяц, - голос Ичимару почти смеялся. – А я даже рад, что вы живы, капитан. Честно говоря, лежать в коме - довольно скучное занятие.
Айзен едва заметно прищурился, отмечая что-то в мыслях. «Я рад, что вы живы». Значит, Гин не знал наверняка. Что он вообще знал?
Соуске хотел было спросить, но свободная ладонь Гина легла на его грудь, размазывая кровь от пореза по коже и, поднявшись вверх, остановилась на горле, а далее – на лице.
Сердце-то у вас ровно бьётся, "то-так, то-так, то-так". Ровно. Не боитесь. Куда вам, капитан, до такого опускаться.
- Вы не можете выбраться отсюда, а значит, ваше сознание слабее моего. Вы проиграли в конечном итоге, ка-пи-тан. И умираете сейчас где-то, - цепкие пальцы сотворили непозволительную роскошь с лицом бывшего «бога» - наклонили к себе. – Или не умираете - дело ваше.
Айзен сбросил руку почти секунду спустя. Дежа вю, отсылающее к моментам в Каракуре. Гин улыбается, а на лице Соуске улыбки нет. Пусть временно, но её смыли произнесённые только что слова.
- Зачем же ты здесь?
- Хогиоку, капитан, ну же, ведь это очевидно, - Гин неспешно направился к центру залы. Ох, Ичимару за два дня пребывания здесь успел понять одну главную вещь – у Айзена не было сил. Поначалу шинигами не понимал, почему Соуске не замечает его присутствия, но всё оказалось до банального просто – он не чувствует реяцу. И занпакто на поясе не было. Ай-ай-ай, капитан Айзен. – Вы умираете, вам нечего терять. Отдайте мне Хогиоку и скажите, как извлечь из него души. Тогда я дам вам возможность умереть не в этой тюрьме.
- Ты ошибаешься, - прозвучало вслед. – Я не ограничен временем, Гин. Бессмертие имеет такое… свойство.
- Во~от как, - заинтересованность в голосе. – Бессмертие, ограниченное бессилием?
Свет с верхних ярусов падал вниз, образуя причудливый островок света. Гин стоял в самом его центре. Шинигами собрал двумя пальцами кровь с клинка, попробовал на вкус. Не иллюзия - самая настоящая кровь капитана Айзена.
Вы всегда были для меня добычей. Я выслеживал вас по следам ваших же собственных мыслей. Я шёл на запах даже против ветра. Я хотел вас понять, читать вас, как открытую книгу, чтобы потом обвиться кольцами вокруг вашей шеи, пережать сонную артерию и смотреть, как вы беспомощно умираете… капитан Айзен. Нет больше секретов. Вы меня обыграли на один шаг, сохранив тайну Хогиоку, но теперь вы вновь человек. Человек, которого я знаю, как самого себя.
Однажды Гин допустил ошибку – он не рассчитал, что Хогиоку изменит Айзена настолько, что его действия перестанут быть предсказуемыми.
«Вы все умрёте», - протяжно говорил Гин, сидя на обломке здания и наблюдая за битвой.
«А ты?», - переспросил рыжий мальчишка. Такой сильный и такой глупый ма~альчик. Никто бы не выжил. Когда сознание капитана Айзена перестало подчиняться человеческой логике, даже я был бессилен. Но у меня был шанс… что же ты наделала, Ран-тян…
- Нет ничего постоянного в этом мире, - мягкий и на удивление спокойный голос Айзена вывел из лёгкой задумчивости. – Отсутствие сил – в том числе.
Я не верю и никогда не поверю твоим словам, Соуске, ты ведь знаешь это, нэ? Только фактам, только им, родимым. А факт таков, что сейчас вас не спасёт ни ваша сила, ни ваше умение лгать, капитан. Но вы не лжёте…
Гин смотрел на то, как затягивается порез на груди Айзена и как тот пытается держать лицо в этой ситуации, хотя – Ичимару это точно знал – Соуске уже ни в чём не уверен. Означает ли это, что регенерация и бессмертие – единственные вещи, что Хогиоку оставило своему бывшему хозяину? Но ведь это так легко проверить.
Айзен ждал. Сопротивляться Гину было бессмысленно и бесполезно – со временем его бывший лейтенант сам всё для себя решит и определится, нужно было лишь дать ему это время. Оно, время… решает всё. Жизнь и смерть целых цивилизаций, миров, поколений, отдельных личностей подчиняется лишь его течению. Даже биение сердца подчиняется секундам.
"То-так, то-так" – сердце бьётся ровно. Айзен смотрит в спину Ичимару, что лишь слегка полуобернулся. "То-так". Соуске полагает, что ему нечего бояться, но всё же он отчего-то напрягается больше прежнего, взгляд становится острым. "То-ко-так, то-ко-так". Сердцебиение ускоряется. Молчание к этой секунде становится физически ощутимым и давит грузом на плечи. Айзен уже знает. И всё, что он может – это понимающе усмехнуться и поднять руку, в которой за секунды материализовался клинок - нет, не занпакто – простой слабый клинок из жалких остатков реяцу, который разлетелся на сотни всполохов духовной силы, лишь столкнувшись с Шинсо. Занпакто Гина попал точно в сердце Соуске, успокаивая его, сводя сердцебиение на нет. "То… так".
- Гин…, - Соуске почти зашипел, будучи пригвождённым к стене. А ты изменился, Ичимару Гин, признаться, я удивлён. Приятно удивлён. Если бы ты верил мне на слово, я бы сильно разочаровался.
- Нет ничего постоянного? – будничным тоном повторил Гин. Шинсо уже стал полноценным клинком. Он смеялся во внутреннем мире Ичимару - искренне и зло. Он ненавидел Айзена, и его кровь, его боль, которую тот так умело скрывал, была лучшим подарком для занпакто. Шинсо смеялся, но Гину было не до него. – Неужто ваше бессмертие – тоже непостоянная константа, капитан?
Айзен улыбнулся, чувствуя привкус крови на губах. Боли не существует. Это эфемерное понятие. Боль существует лишь для тех, кто полагается не на разум, а доверяет телу, ведь ощущение боли – это инстинкт самосохранения, и, как и любой инстинкт, может быть подавлен, если есть уверенность в том, что с любой угрозой можно справиться и без примитивных сигналов опасности. За два века Айзен научился отделять сознание и ощущение боли.
- За пределами мира Разума нет понятия «времени», - голос почти пришёл в норму, но выпрямиться до конца не удалось – всё же это довольно проблематично с лезвием в груди. – Ты так и не понял этого.
- Куда мне такими сложными вопросами задаваться, - Гин неприкрыто язвил, словно защищался. По привычке или иная причина была?
- А ведь ты бы мог, - тихо произнёс неожиданные слова Айзен. На лице Ичимару отразилось нечто среднее между удивлением и сомнением. Такой грубый ход при открытых картах не был характерен для капитана Айзена. Шинсо резко вернулся в привычную форму и ножны.
Айзен прикрыл рану ладонью. Скоро она затянется, да, но слишком большая потеря крови ещё никому не шла на пользу. Хотя вам идёт эта нездоровая бледность без малейшего налёта гордыни, капитан. Ай, как же всё нехорошо складывается всё же… для вас. Вы не сможете лишить себя жизни и освободиться, не сможете лишить жизни меня. Можете только ждать, если в этом есть смысл. Чудненько всё складывается, потому что смысла нет. В итоге, капитан, это я могу коснуться вашего сердца.
Трудно забыть такое прикосновение, Гин.
Ичимару ушёл в шунпо, потеряв интерес к дальнейшему диалогу – его белые одежды лишь на пару мгновений мелькнули в воздухе. Айзен наконец выпрямился. Взгляд шинигами не выражал ровным счётом ничего. "То… так". Первый робкий удар сердца. "То-так, то-так". Бессмертная жизнь продолжалась.
Сейчас же они стояли в лучах солнца. Если честно, Гин чувствовал, что устал. Ичимару тоже мог позволить себе такую роскошь, вот только ему совсем не хотелось, чтобы это заметил Айзен. Но, кажется, уже слишком поздно.
- Гин, - продолжил незваный гость, не получив ответа на свой вопрос. – Тебе не кажется, что ты загнал себя в тупик, как полагаешь?
- Полагаю? – усмешка. – Полагаю, что должен поблагодарить за заботу о моём душевном состоянии. А я должен полагать что-то ещё, капита~ан?
Айзен переводил взгляд с темноты коридора Лас Ночес на ослепительное солнце, в лучах которого стоял дважды предатель Ичимару Гин. Всё-таки этот мальчишка ничуть не изменился.
- Ты спрашивал, зачем я потревожил тебя в этот час, не так ли? Тогда пойдём, у меня есть, что показать тебе.
Показать? Гин напрягся, но прищур глаз выдал интерес Ичимару. В конце концов, терять-то было нечего, а развлечений здесь было немного. Немного? Да совсем не было ни единого. Впрочем, нечего жаловаться, Ичимару Гин. Игры с капитаном Айзеном с крупными ставками никогда не были динамичными.
Бывший капитан третьего отряда поразмыслил пару секунд и направился по коридору вслед за Айзеном. И так – всю жизнь.
И так – всю жизнь, Гин. Тень, не более того. Моя тень. Ты понимаешь это и не понимаешь одновременно.
По пути Айзен ненадолго задержался в своих покоях, чтобы накинуть на плечи тёплое кимоно с алыми драконами. Красное на белом – он не изменял своим вкусам даже сейчас, этот капитан Айзен. Ичимару безразлично улыбнулся.
Ты ведь помнишь мои слова, не так ли, Гин? Я просил тебя задуматься над тем, что тобою движет. Та цель – моя смерть – что ты поставил перед собой в самом детстве истёрлась, потеряла свою суть. Ты забыл, зачем её ставил – вот в чём твоя беда. Каждый ищет цель и смысл своего существования – в этом нет ничего удивительного, но не у каждого хватает жизненной мудрости в сознательном возрасте заглянуть глубже и переосмыслить её.
Ты был своевольным мальчишкой, когда встретился с Мацумото Рангику. На самом же деле, Гин, ты просто воспользовался ей, её образом, сделав спасение части её души смыслом своей жизни. И ты ушёл от неё, настоящей, не оборачиваясь. Впрочем, ты всегда не желал смотреть на существующую реальность. А она такова, что ты давным-давно забыл вкус и запах своей женщины, заполнив пустоту Идеей, а Идеи имеют свойство затуманивать разум.
Твоя жизнь закончится после того, как ты достигнешь цели. Подумай, Гин, я ведь просил тебя об этом. Помнишь, я когда-то сказал, что если сконцентрироваться на чём-то одном и отмести всё лишнее, то можно достигнуть поразительных результатов. Но, хоть ты и достиг их на пути к своей Цели, ты потерял неизмеримо больше.
Ты потерял свою женщину, потому что никогда не сможешь быть с ней. С самого начала своей жизни ты подстраивал характер под меня, готовый к обороне и атаке. Ты проиграл. Но проиграл в первую очередь своё право на ту жизнь, которую люди называют стабильной. И ты знаешь это, Гин.
Ты потерял себя. Множество вариантов жизни, которые ты бы мог прожить, но не проживёшь в силу своей сложившейся натуры. Ты изначально выбрал не свой путь. «Я шёл по вашим стопам» - так ты любишь говорить. Не лги себе, Гин, ты слишком многое перенял от меня. В том числе отрицание необходимости отношений, ведь предательство в них неизбежно, исход предсказуем и всё это просто-напросто… скучно, а я слишком разбаловал тебя тем, что жизнь должна преподносить сюрпризы. Ты разгадывал меня, как ребус, и не знал скуки. Подумай, Гин, чем ты заполнишь свою жизнь после моей смерти. Вернее, чем сможешь заполнить, чтобы не чувствовать жажды в океане обыденности. Подумай, Гин… ты ведь не думал об этом.
Они вошли в помещение, некогда использовавшееся для собраний Эспады. С тех пор здесь почти ничего не изменилось – тот же длинный стол и ряды кресел. Лишь налёт пыли на гладких поверхностях говорил о том, что в эту комнату не заходили непозволительно давно. Вот только в реальности, воссозданной из воспоминаний, никогда и не было Эспады. И, к слову, создавать что-либо на основе памяти всегда опасно. Ты знал это, Ичимару Гин?
На столе красовались две чашки тёплого чая – Айзен принёс их заранее.
- Не присядешь?
Гин выжидательно улыбался, стоя в паре метрах от кресла, в которое сел бывший хозяин этого дворца. Нет, пить чай в компании Соуске – последнее, что было в его планах. Айзен понял это и прикрыл веки, словно признавая право Гина сделать подобный выбор. Ещё бы он не признал. И хоть улыбка Ичимару была по-прежнему ядовитой, но усталость уже накладывала на неё более явный отпечаток, чем ранее. Айзен это видел. И молчал.
- Как пожелаешь. Я лишь подумал, что чай будет не лишним в такой час. И всё же, мы здесь не ради него, - Айзен опёрся локтем о стол, придерживая голову кончиками пальцев. – Ведь весь этот мир – твоя память, не так ли? Все залы и помещения, которых никогда не было в Лас Ночес созданы твоим подсознательным. Твоей духовной силой пропитан воздух. Могу я спросить одну вещь, Гин… ты ведь не заходил в этот зал ранее, верно?
- Искать призраки Эспады? Нет конечно, без на~адобности оно было, - Ичимару сделал пару шагов вперёд, положил руки на спинку кресла, что находилось во главе стола и сладко улыбнулся. – А вы, я вижу, забрели от скуки.
- Не совсем то слово, - Айзен сделал глоток и посмотрел на собеседника, который находился уже гораздо ближе… на целых три кресла ближе. – Я подумал о том, где мне логичнее всего искать осколки твоей памяти, чтобы подтвердить правдивость своих слов. Здесь, Гин. Это было очевидно, лежало на поверхности, но… верно что-то ранее сбивало меня в рассуждениях на эту тему.
Ичимару промолчал. Он знал, что Айзен любит поддерживать интерес слушателя к своим словам, требуя промежуточных реплик, но Гин не тот, кто будет следовать прихотям бывшего шинигами. И всё же начало заставило напрячься ещё больше. Странно всё это, очень странно.
Айзен промолчал также, только взгляд мужчины остановился на переключателе, что висел на стене – этот механизм включал проектор в центре стола. Через пару секунд молчания вновь раздался его мягкий голос.
- Если всё это измерение хранит твои воспоминания, подумал я, то не логично ли предположить, что их можно не только коснуться, - палец бывшего шинигами обвёл окружность кружки, - но и увидеть. Если тебе нечего бояться, то… включи проектор. Давай посмотрим, что сохранила твоя память в качестве самого яркого и значимого воспоминания. А она сохранила, Гин.
Айзен, безусловно, уже видел. О фальсификации не могло идти и речи, ведь он не обладал более силой своего занпакто, а изменить «законсервированные» воспоминания не смог бы даже Гин. Ичимару натянуто улыбался. Он слишком хорошо знал этого человека, чтобы ошибиться в простой истине – это ловушка. Капитан выбрал для неё время, место и обстоятельства. Откажись Гин – и пришлось бы признать поражение, но если согласиться, то всё равно проиграешь. В этом суть права выбора, что давал окружающим себя людям Айзен Соуске. Выбор е~есть, толку нет. Время вас не изменило, капитан.
Гин разглядывал собеседника, цепко и пристально, словно в карих глазах хотел увидеть след того, что уже видел Айзен. Нет, Ичимару не боялся, но почти физически ощущал, как Шинсо мечется по внутреннему мире в желании защитить хозяина от возможной опасности, меняет формы и сущности, извивается… заставляя сердце Гина стучать быстрее. Ненависть Шинсо слишком ощутима и… опасна.
Ичимару лёгким движением выхватил занпакто из ножен и направил его в сторону рычага, а затем едва заметный жест руки приказал удлинённому лезвию поднять переключатель – Гин сделал свой выбор и не стал с ним тянуть. Шинсо обессиленно лёг в глубинных слоях мира души и затих. Никто не мог управлять Ичимару, даже его занпакто.
Взгляды обоих мужчин устремились в центр стола.
- … стану шинигами и всё изменю. Так, чтобы всё закончилось, - звучал голос юного мальчика Ичимару Гина из воспоминаний, – ... и Рангику больше не плакала, - проектор показывал мир глазами этого мальчика. Впереди – бескрайние снежные поля окраин Руконгая, а позади… но он не оборачивался, чтобы взглянуть на Мацумото. Лишь в одну секунду, мельком, словно и не было этого взгляда. А глаза у Рангику на мокром месте. Гин, видимо, не захотел этого замечать. Воспоминание прервалось. На самом же деле Гин лежал на обломке здания. Кажется, ему было трудно открыть глаза и пока он этого не мог, память подбрасывала ему пёстрые картины, раня острыми осколками прошлого. Вот только Хогиоку не было его прошлым, но лишь оно теперь мелькало в сознании. Он всё пытался дотянуться до него, раз за разом, и каждый раз настигала боль. Это бы продолжалось вечно, если бы угасающее сознание не выпустило Гина и не позволило бы открыть глаза. Рядом была Рангику, но Ичимару не смотрел на неё, скорее... сквозь.
- Рангику, - зазвучали мысли, - в конце концов я не смог вернуть тебе то, что у тебя отобрали. Не сработало. Ах, я знал это. Но я рад… что извинился.
А затем взгляд исключительно в спину Айзена. Кажется, Гин напряг последние силы, чтобы разглядеть по возможности всё. Он хотел увидеть глаза того ребёнка, который ещё недавно был совершенно не приспособлен к сражению с капитаном Айзеном.
- Да… это глаза сильного человека. Что ж… я могу… оставить это тебе.
А затем… проектор погас. Но спустя пару секунд всё началось заново, по кругу, только это уже никого не интересовало.
Айзен успел допить чай и в кружке остался лишь его аромат. Рядом стояла точно такая же, но наполненная до краёв. Теперь, похоже, невыпитому чаю совершенно точно суждено остыть.
Соуске не смотрел в сторону Гина, в этом не было надобности. Каждый камень и, как верно заметил бывший шинигами, даже воздух иллюзорного Лас Ночес передавал настроение своего хозяина. И, судя по тому, что дышать стало в разы сложнее, словно из воздуха исчез весь кислород, Ичимару находился в том расположении духа, которое было самым логичным в данной ситуации – в тихой ярости. Дворец его выдал. Айзен выждал несколько мгновений и заговорил – медленно, словно слова подбирал, но в случае Соуске он просто ставил акценты там, где считал нужным, ибо хотел добиться того, чтобы эти слова оттисками отпечатались в мыслях Гина и… в нужное время была возможность коснуться пальцами их контура, заставляя вспомнить.
- Добиться мира, в котором Рангику не будет плакать, - скрытая усмешка. – Похвальная цель для ребёнка. Ты… не видел ничего, кроме этой цели, Гин. Поставил её перед глазами и шёл к ней. Даже обернуться боялся, чтобы не спугнуть. Ведь ты знал, что увидишь за спиной… и не желал об этом думать. Самообман, не более. Стремясь создать мир, в котором ты не увидишь слёз Рангику…, - Айзен перевёл взгляд на проектор. Вот Гин оборачивается на секунду и видит слёзы на лице девочки. Вот он смотрит сквозь взрослую Мацумото, которая смывает кровь с его лица собственными слезами. А ещё каждый из них помнит, что лишь удивление не дало слезам появиться на глазах Рангику в час Соукиоку, - … ты создал мир, в котором есть лишь они.
Айзен заметил, как пошла трещинами его кружка, но не он был этому виной – настолько стала давить атмосфера и материальные предметы сдались первыми.
- То, что может заставить Рангику улыбаться - вовсе не часть её души, что была изъята, - стол и стулья тоже начали трескаться под натиском духовной силы Гина, которую теперь ощущал даже Айзен, - не моя смерть…, - предметы уже вовсю крошились, рассыпаясь пылью, - а твоя… жизнь, Гин. Жизнь рядом с этой женщиной, ведь она хотела, чтобы ты был с ней… с самого начала. Тогда бы ты своими руками создал мир, в котором Мацумото Рангику не пришлось бы плакать.
Айзен встал в тот момент, когда его кресло раскололось, как и вся мебель. Встал и… наконец посмотрел на Гина. Никакой улыбки, никаких сомкнутых век – Ичимару смотрел так лишь однажды, и этот момент недавно мелькал в воспоминаниях… момент, когда самым важным в жизни стало дотянуться до Хогиоку, но с осознанием того, что поражение уже неминуемо; с осознанием того, что злиться на себя или капитана Айзена совершенно бессмысленно, но злость никуда не деть.
- Вы мне что же, - тихо бросил Гин, - в отцы записались?
Айзен только улыбнулся, медленно подходя. Чувства Ичимару были как на ладони. И за злостью, раздражением и ненавистью скрывался всего лишь страх, который проснулся, когда Айзен озвучил те мысли, что Гин прятал за тысячью ментальных стен даже от самого себя. В первую очередь от самого себя. А теперь этот страх по цепочке вызывал все сопутствующие ему чувства, но… по большому счёту ненавидеть капитана Айзена было попросту не за что. За то, что подобная правда и подобные мысли существуют Ичимару мог ненавидеть только себя. Кто сказал, что яд не отравляет самих змей?
- Скажи мне одну вещь, - ответил Соуске, останавливаясь почти рядом. – Как называют человека, который играет самую большую роль в жизни? Настолько значительную, что с него берут пример... неотрывно следуют по пятам… учатся мудрости, терпению и спокойствию в этой бренной жизни, - улыбка Айзена вышла почти победной. – И всё это на протяжении ста лет. Скажи мне, Гин, ты ведь знаешь ответ.
Губы Ичимару дрогнули в презрительной усмешке, но не смогли разомкнуться. Сто лет. Детство, юность и отрочество под крылом капитана Айзена. Он действительно учил его жизни, учил быть сильным, учил добиваться своего и Гин запоминал эти уроки, лишь немного подстраивая их под себя. Но даже этому – необходимости сохранять себя в американских горках жизни – обучал его Айзен.
- Тогда я скажу…
- Дайте угадаю, - неожиданно перебил Ичимару, - в Учителя метите?
- Тебе лучше знать, - рука Айзена легла на левое плечо собеседника. – Гин.
Ичимару отреагировал мгновенно, сбрасывая руку бывшего капитана, отчего отчётливо возникло дежавю их первой встречи в этом мире, но Соуске отреагировал также быстро, перехватывая вторую руку Гина, вот только не за кисть, а за лезвие занпакто. Время, казалось, остановилось.
Ичимару безмолвно наблюдал за тем, как Айзен проводил рукой по острию Шинсо, которое даже пореза на его ладони не оставляло. Секунды… тянулись непозволительно долго. Соуске приподнял вакидзаси, чтобы Гин видел всё чуть получше.
- Острота занпакто зависит от твёрдости намерений, тебе ли этого не знать, - тихо сказал он. – Думай сам, Гин, думай сам.
Дважды предатель отступил на шаг, но давление реяцу в воздухе только усилилось. У Айзена мелькнула мысль о том, что ещё немного и его самого придавит этой тяжестью к полу, всё же без собственной духовной силы было несколько… проблематично. Однако морщинки на лице Ичимару вдруг разгладились, давление спало и губы изобразили его обычную спокойную, немного насмешливую улыбку – шторм стих, весь массив воды спрятали за бетонные стены дамбы.
- Уходите, - раздельно произнёс Гин, чётко проговаривая каждый слог, что было для него нехарактерно. – Проваливайте к чёрту… капитан Айзен.
Лезвие Шинсо резко дёрнулось вниз и вернулось в ножны. На ладони Соуске остался отчётливый порез. Вот даже как. Что ж, ты был достоин хаори капитана.
Айзен не стал спорить, оставляя Ичимару в покое.
- Ещё одно, - перед уходом из помещения заметил он. – Я до сих пор не поблагодарил тебя, ведь… своим гардеробом я обязан твоему подсознательному. Это ещё один повод задуматься тебе, а мне – сказать тебе спасибо.
Через несколько ударов сердца бывший шинигами уже шёл по коридору, искусственное освещение которого придавало его кристально белому кимоно с алыми драконами особый контраст с блеклыми стенами иллюзионного Лас Ночес. Айзен улыбался.
Спальня была просторной, светлой и свежий воздух свободно циркулировал по помещению.
Свет проникал даже через закрытые занавески, освещая каждый тёмный угол. Капитан Айзен спал. Уж как он привык засыпать при постоянном свете искусственного солнца Гин не знал и знать не желал – не особо интересовало. Хотя… заставило же его что-то изменить свою привычку времён настоящего Лас Ночес спать выше солнечного купола лишь при тусклом свечении луны.
Однако лицо у капитана было на удивление умиротворённым. Безмятежно спящий человек поистине кажется наблюдателю созданием небесным, невинным и славным… даже если находившийся в постели мужчина некогда бросал вызов самому Богу за право назначать законы Мироздания.
Гин поставил кувшин с горячей водой на прикроватную тумбу, сыпанул горсть свежего листового чая в глиняный чайник и залил водой. Листья тут же раскрылись, впитали влагу и аромат распространился по комнате. Айзен наконец ощутил чужое присутствие и открыл глаза. Да, капитан, а годы вас не пощадили, ведь раньше вы просыпались от малейшего шороха. Этот мир делает вас слабее.
Гин, облачённый в лёгкую юката, небрежно наброшенную на плечи, словно Ичимару сам только лишь из спальни, подошёл к окну и распахнул занавески. Порыв свежего воздуха коснулся тела Айзена, что уже успел привстать на кровати. Закачались подвязанные к ветви дерева светильники на тумбе.
Гин также безмолвно вновь обошёл кровать, налил в чашку заварившийся чай и присел на постель рядом с хозяином комнаты, протягивая на узкой ладони горячий напиток. Время замерло.
С момента их разговора в зале собраний прошло около месяца. Всё, казалось бы, шло своим чередом. Вновь редкие встречи, ничего не значащие фразы и оба делали вид, словно ничего не произошло. Несуществующие часы Лас Ночес отмеряли минуты до этого самого момента, когда Гин пересёк порог спальни Соуске.
Айзен принял из рук Ичимару неожиданный подарок, прилёг на подушки и даже чуть прикрыл глаза. Утро начиналось странно, но не настолько, чтобы сильно удивиться. Гин, сидящий на его постели в момент пробуждения – довольно знакомая картина из прошлого. Сколько десятилетий прошло с тех пор, когда это было в порядке вещей? Соуске почти не помнил, а от юного мальчика Ичимару не осталось и следа.
- Доброе утро, капитан, - Гин беспечно улыбался. – Или ночь? Так и не научился тут сутки отмерять, сложно это.
- Признаться, я не ожидал, - Айзен смотрел спокойно и явно заинтересованно. Это действительно неожиданно, Гин. – Что-то заставило тебя придти, не дожидаясь моего пробуждения. Могу я узнать повод?
- Когда-то он вам был не нужен, - светловолосый шинигами наблюдал за тем, как Айзен неспешно делал глоток за глотком. Взгляд Гина был буквально прикован к смуглым пальцам, что держали кружку.
- В твоём «когда-то» ты ещё был моим офицером.
- И вы совершенно не интересовались тем, зачем я это делал, - улыбка стала ещё тоньше.
- Твои намерения были шиты белыми нитками.
- Вот как, - Гин разочарованно развёл руками и даже немного театрально склонил голову набок. – И почему же, капитан?
Айзен не привык отвечать на риторические вопросы, поэтому просто промолчал. Ты приходил и уходил, когда сам читал нужным, Гин, не так ли? Ты и сейчас кажешься мне лишь призраком из прошлого, мальчик. Но, что бы ни говорил, в твоих визитах всегда была цель…
Тихая, звёздная ночь, лишь стрекот цикад за окном. Лейтенант пятого отряда пребывал в объятьях морфея до тех пор, пока знакомая реяцу не вторглась в его сон, заставляя резко приподняться на постели. Глаза, не привыкшие к темноте, различили силуэт ребёнка на кровати лишь благодаря полной луне. Ичимару сидел неподвижно, у самого края футона.
- Подкрадываться к спящему человеку – дурной тон, Гин, - через пару секунд заметил лейтенант. – Что ты здесь делаешь?
- Я не подкрадывался, - голос мальчика почти смеялся, - когда подкрадываются, скрывают реяцу.
- Что ж, твоя правда, - не без удовольствия признал Соуске. – И всё же при наличии дверей в них принято стучать.
- Ну вы же их не закрываете, нэ? Разве это не предложение войти?
- Это необходимость. В случае немедленного вызова я также должен среагировать немедленно.
- Буду знать, - почти виновато протянул Гин, словно впервые об этом слышит. Мальчишка.
- Не спится? – наконец уточнил Айзен, зажигая неяркий светильник, висящий над тумбой.
- Я подумал, что ничего не случится, если вы поделитесь со мной капелькой сна.
- Как же я теперь поделюсь, если ты у меня его забрал? – Соуске улыбнулся даже помимо своей воли. А ведь хорош, этот Ичимару Гин, редко у кого в таком возрасте наглости и способностей хватит, чтобы так разговаривать с лейтенантом пятого отряда.
- Я хотел взять незаметно, но для этого пришлось бы подкрадываться, а вы этого не любите, нэ? – а в голосе так и звучит «Ну ведь так скучно не спать одному, правда?».
Айзен, если бы и хотел разозлиться, уже не смог бы. Такая открытая наглость вызывала в нём больше восхищения этим мальчишкой, чем желание выгнать вон.
- Подойди.
Гин немного поразмышлял и сел почти совсем рядом. Теперь Айзен мог рассмотреть его в свете лампы. У его протеже был совершенно здоровый вид, разве что немного худ, но округлые щёки говорили о том, что общая худоба – лишь особенность телосложения. Айзен коснулся щеки мальчика. Тёплая, мягкая – что и следовало доказать. Лейтенант уже хотел было убрать ладонь, но что-то его остановило.
- Боль в ноге, не так ли?
- Просто растянул, - ребёнок улыбнулся как-то… зло. Было видно, что воспоминания с этим связаны малоприятные.
- Тренировка, - просто констатировал Соуске. Словно считывал информацию с его реяцу. Или же просто сопоставлял факты. – И ты не пошёл в медицинское крыло.
- Поболит – пройдёт, делов-то.
- Безусловно, - усмехнулся Айзен, - неплохая логика для того, кто хочет избежать завтра службы. Не у меня в отряде.
Гин посмотрел… недобро. Конечно же, отлынивать от обязанностей он специально пока не собирался, но и идти из-за какого-то растяжения в четвёртый отряд тоже.
Айзен окончательно привстал на постели и положил ладони на больную лодыжку Ичимару. Пара движений пальцев и Гин немного скривился от боли, благо лейтенант Айзен этого не видел.
- Вывих. Получил бы завтра отёк, - Соуске позволил реяцу согреть место ушиба, затем несколько движений ладоней, чтобы размять повреждённый участок и резкое движение, которое доставило Гину неожиданную боль, от которой он даже едва заметно вздохнул. Вот и всё, сустав встал на своё место.
- Пошевели.
Гин сделал, как просили. Боли от движений больше не ощущалось, а остаточную снимали руки лейтенанта, умело заставлявшие кровь приливать к стопе. Так даже было… хорошо? Гин улыбнулся несколько неестественной улыбкой, наблюдая за тем, как Соуске делает ему массаж, а затем выпускает ногу и вновь ложится на подушки с удовлетворённым от проделанной работы взглядом. К несчастью для Ичимару, этот чёртов поступок лейтенанта убил львиную долю первоначального азарта испортить тому спокойный сон и понаблюдать за реакцией. Гин привстал с футона.
- Вот как, - заметил Айзен. – Уже уходишь? Ты… можешь остаться.
- Сон я ваш спугнул, он убежал и прячется где-то рядом. Я поброжу по окрестностям и попрошу его к вам вернуться. Себе, конечно, тоже немного возьму. Вы не против, лейтенант Айзен?
- Ступай, - призрак улыбки появился на губах. Забавный мальчик. Кажется, Айзен в нём не ошибся.
Дверь закрылась одновременно с тем, как Соуске закрыл глаза – лейтенант всё же вымотался за день. А за окном причудливым живым узором по рисовому полю летали светлячки.
@темы: Aizen Sousuke, Matsumoto Rangiku, Ichimaru Gin, Гость недели, Фанфики
-
-
26.08.2011 в 14:37- Тебе лучше знать зачем, Гин…, - повторил Айзен, а память меж тем показывала картины. Вот Гин, лейтенант пятого отряда, уходит под утро, презрительно улыбаясь. Он полагал, что капитан спит. На самом же деле Айзену было просто плевать, с какой улыбкой от него уходят, приходят и остаются. Интересовал лишь результат. А Гин… давно уже был разгадан и мог делать всё, что хотел – это бы ничего не изменило, потому что Ичимару Гин сделал свой выбор и кем был Айзен, чтобы ему мешать? Всё дело в том, что Соуске действительно не заставлял оставаться… равно как и уходить, но, казалось, что его лейтенант всё решил в ту летнюю ночь или, быть может, ещё раньше. Уходить – это твоё право, Гин, лишь закрывай дверь, ведь знаешь, в Сейретее холодные ветра. – Но ты не за этим пришёл.
- Верно. Нам пора поговорить, - начал Ичимару, отбросив предисловия в сторону. – Вы так и не собираетесь раскрыть секрет Хогиоку?
- Ты же знаешь, что нет. А ты… так и намерен продолжать это? Гин, Гин…, - Айзен прикрыл веки. – Ведь чем дольше ты здесь, тем напраснее твоя жизнь там.
- Но, по вашему мнению, - вдруг раздельно проговорил Ичимару, - мне там нечего ловить, нэ, я ошибаюсь? Мне же без вас, как вы говорите, жить будет скучно. Может мне и не возвращаться вовсе? Пара десятков лет и я тут свихнусь, знаете ли… а, впрочем, знаете. Но если нечего терять, то почему бы не потерять это ничто с вами… капитан?
Теперь уже Гин по-собственнически положил ладонь на лицо Айзена, и лишь то, что его губы неожиданно коснулись губ Соуске, спасло от ответных действий. Честно говоря, бывший шинигами ещё не понимал, какую игру ведёт Ичимару и как вернее всего на неё реагировать, поэтому просто замер.
- Я могу дать тебе куда больше, чем этот мёртвый мир или жизнь без смысла, - рука Айзена поправила сползающую юката на плече Гина почти машинально. – До последнего я сомневался, что именно ты выберешь в Каракуре. Признаться, я даже поверил в первые минуты, что ты убил свою женщину. Мне показалось тогда, что ты сделал верный выбор между прошлым и будущим. Я ошибся. Но, как полагаешь, ошибся ли ты?
- Оши~ибся, - почти ласково шепнул Гин, целуя уже по-настоящему и Айзен не смог сдержаться, чтобы не ответить на этот порыв, однако интуиция уже говорила о том, что это всё же лживый, хоть и очень живой порыв.
Подушки съехали вниз. Гин прервал этот болезненно-острый по ощущениям поцелуй лишь тогда, когда крепко прижимал Айзена к постели. – Ошибся в том, что непростительно долго оттягивал ваше убийство, боялся потерять право владения Хогиоку, да и вы осторожничали, всё же.
- Гин, я…, - мужчина хотел было что-то сказать, но сильные жилистые пальцы накрыли его губы, приказывая молчать. Тонущее в карих глазах удивление были ответом на эти действия. А чему вы так удивлены, капитан Айзен?
- Слепок десяти печатей, безмолвие ветра, плачь железа, сорвавшиеся с небес души каплями росы, карминные пики скал, - отчеканил Ичимару на одном дыхании с широко открытыми от напряжения глазами. – Бакудо 94. Банкин.
Он вложил в хадо всё свою реяцу, но и эффект не заставил себя ждать – от кистей рук до плеч Айзена протянулись чёрные широкие ленты, а затем, по желанию Гина, оплели и всё тело бывшего капитана, приковывая к кровати и лишая права двигаться. И даже смотреть, когда одна из полос скрыла глаза… и даже говорить, когда её копия накрыла губы.
В комнате воцарилась мёртвая тишина, если так вообще можно говорить о тишине несуществующего мира, который принадлежит человеку, что давно умер.
Гин перевёл дыхание и посмотрел на плод своих трудов. Всё было так, как должно быть – теперь уже ничто не помешает. Можно было возразить, что Айзен Соуске без сил и так не представлял никакой опасности, но Ичимару слишком хорошо знал своего капитана. Ни малейшего движения, ни единого слова – самого грозного оружия капитана – теперь можно было не ожидать. Но и злорадства по поводу совершенного бессилия бывшего начальства Гин не испытывал. Всё, что ему было нужно – Хогиоку. И он… был готов его получить.
- Я разгадал вас, капитан, - начал Гин, положив руку на грудь Айзена. А сердечко-то колотится. "То-ко-так." Аканна, да вы боитесь, вот новость. Но вы проницательный, вы совершенно правильно боитесь, могу вас с этим поздравить. – Сопоставив все факты, немного подумав – ах да, у меня было для этого достаточно времени – я понял суть Хогиоку, вот и всё. Ведь оно, капитан, концентрат душ, как вы и говорили. Одного не сказали – почему она не распадается, эта копилка для душ. Всё просто было-то на самом деле. Вы - и есть причина, - голос Гина смеялся, словно шинигами анекдот рассказывал. – Ваша сущность, сознание, разум – как хотите обзовите, суть одна – не давала душам распасться. Вы с Урахарой своими душами чужие скрепили, а стоит за ниточку потянуть и всё, и разойдётся ткань. Ваше сознание, безусловно, бессмертно – так вы думаете. На самом деле оно бессмертно лишь условно. Отруби я вам голову – вы бы проснулись в своей камере в Авици, - да, за всё время Гин успел узнать правду от Соуске, - и не было бы для вас в этом никого вреда. Но…, - Ичимару провёл ладонью от груди до кадыка неподвижно лежащего мужчины, - если расщепить ваше сознание и развеять по духовному пространству Мироздания, то оно не найдёт пути обратно в ваше тело. Я уничтожу вас, капитан Айзен, а затем мгновенно уничтожу этот мир, чтобы осколки вашего разума остались в пространстве ничейного подсознательного и тогда, - пальцы ощутили, как Соуске нервно сглотнул, а лучшего доказательства своим словам Ичимару и не требовалось, - целостность Хогиоку в вашем теле будет нечему поддерживать и оно распадётся на души, которые вернутся к своим обладателям. А вы… умрёте от потери реяцу, один, на самом нижнем ярусе подземной тюрьмы с дырой в груди, как и хотели. Разве не чудно… капитан? – в голос Гина медленно, но отчётливо по нарастающей вливался яд.
А поцелуй тот был прощальным. За всё, что было. За всё, что сделало Гина таким, какой он есть, но с чем пришло время прощаться.
- Я расщепил Шинсо и превратил его в чистый яд, а затем растворил в том количестве воды, что вы выпили. Теперь его яд – в каждой клетке вашего тела, понима~аете? Это убьёт мгновенно, стоит мне произнести формулу высвобождения банкая, - они оба знали, что когда-то маленького кусочка хватило для того, чтобы едва не убить шинигами, почти достигшего божественного уровня. В этот раз Гин решил не жалеть занпакто. – Если бы вы чувствовали реяцу, как прежде, то никогда бы не выпили, потому что духовную силу Шинсо я бы скрыть не смог, но… вы не заметили, не смогли. Всё кончено, капитан. Теперь это действительно конец.
Возникшая тишина давила, даже дышать мешала. Гин смочил пересохшие губы. Ну же, капитан Айзен, покажите свои козыри, разорвите жгуты всей мощью вашей прежней реяцу, скажите, что всё это была шутка и я вновь проиграл.
Но Айзен лежал неподвижно, только грудь вздымалась довольно часто.
Молчите? Молчите, и к лучшему это. Я ненавижу ваши слова, вы порой ни черта не смыслите в том, о чём ведёте беседу. Что вы знаете о заботе и ответственности? Ничерта вы не знаете, капитан. Вы только и делали, что чужие жизни в своих руках держали, сжимали, а они трескались и их пыль хрустела на ваших пальцах. Никогда не собирали заново, из пыли в материю. Я собирал. Грыз зубами землю, срывал руки в кровь, работая мальчишкой в Руконгае, чтобы получить мизер еды и вернуть Рангику к жизни. Вы правы, я сделал её смыслом жизни, она, больная, с пустыми глазами и почти без сознания заставляла меня просыпаться каждое утро, чтобы заполнить собой мысли на целый день и отвлечься от того, что происходит на самом деле. Твари бродили вокруг нас. Смердящие твари. Грязь, голод, боль, одиночество – вам не понять. Я не хотел думать, что я умер и теперь должен выживать в мире мёртвых, чтобы не сдохнуть вновь и раньше срока, пропустив тем самым перерождение. Да, я нашёл себе смыл жизни… и кто вы такой, чтобы ставить мне это в вину. А потом всё вышло так, как вышло. Я научился законам этого мира – убивать без сожаления, предавать, лгать, скрываться, чтобы выжить. А с такими навыками Рангику могла стать одной из тех, чьи жизни уже я сминал в ладонях. А ведь я… поклялся довести до конца то, что начал. И ушёл. Не за вами, а от неё, глупый вы капитан пятого отряда. Вы говорите, что мне плевать на настоящую Рангику. Можете считать так, мне всё равно. Откуда вам знать, что после завершения цели я не найду новую? Откуда вам знать, капитан, вы же сами зациклены на одной, пусть она в своей сути и является отрицанием всех жизненных целей, как таковых, но именно желание заглянуть за пределы Мироздания заставляло вас каждое утро открывать глаза. Так кто вы такой, чтобы судить меня… Айзен Соуске.
Гин чувствовал, что его начинает тошнить от собственных мыслей. Рука блуждала по груди Айзена, невольно оцарапывая, выдавая с головой напряжение Ичимару. Всего-то лишь требовалось произнести вслух несколько слов, но лихорадочно блуждающие в углах сознания мысли чертовски этому мешали.
«Стремясь создать мир, в котором ты не увидишь слёз Рангику… ты создал мир, в котором есть лишь они». Не оборачиваясь. Всю жизнь.
-
-
26.08.2011 в 14:37Он действительно всю жизнь смотрел лишь вперёд, на капитана Айзена. Лишь одна мысль, лишь одна цель. А что за ней? Что там, Ичимару Гин? Ты хоть раз спросил у своего Учителя, что ожидает людей по ту сторону цели? Нет, ты не спрашивал, потому что ты никогда не оставался, чтобы это спросить. И никогда адекватно не задумывался над тем, почему не оставался. Что лично тебе сделал Айзен Соуске? Ничего, Гин. Он сделал из тебя Личность и позволил тебе дополнить её всем, чем ты хотел. Полная свобода, все пути были открыты для тебя в этой жизни. Даже подсознательное не видело в Айзене врага. Это красивая комната, эти светильники из казармы пятого отряда из глубоко детства, когда Соуске вылечил твою ногу и эти шикарные одежды, которые оно ему подарило говорят лишь о том, что твоя душа и твой разум не слышат друг друга. И дело не в том, сможешь ты найти новую цель в жизни или нет. Дело в том, не потеряешь ли ты сейчас то, что может тебе её дать. Или… решай сам, Ичимару Гин, мысли тебе больше не помешают. Они устали, свернулись в комок и упали на дно разума. Сейчас лишь одно «Убивай, Камишини но Яри» может завершить один и обозначить совершенно новый этап в твоей жизни. Выбирай, Гин, но ошибку… ты не простишь себе никогда.
Пальцы коснулись солнечного сплетения на груди Айзена и замерли. Зрение выхватило движение на периферии – это Соуске удалось шевельнуть пальцами, немного освободив руку.
Ночь, тёмные кроны деревьев колышутся от ветра. Холодно. Очень холодно. На Шинсо кровь невинного человека, но Гин улыбается.
«Назови своё имя»
«Гин…Ичимару Гин»
Айзен с улыбкой протягивает руку, желая назвать своё.
Гин закрыл глаза. Губы дважды предателя дрогнули в попытке что-то сказать. А за окном по-прежнему светило нарисованное на несуществующем небосводе солнце…
Последний ярус подземной тюрьмы Авици был почти пуст, если не считать двух охранников и государственного преступника. Айзен лежал на каменном полу, скованный всевозможными заклинаниями. "Заткните ему рот, завяжите ему глаза!", - крикнули 5 лет назад на Совете. С тех пор ничего не изменилось.
Однако здесь было слишком темно, чтобы разглядеть детали. Но если бы у кого-то хватило дурости подойти ближе, то он бы заметил, что скрывающая глаза повязка влажная. А хватило бы окаянства коснуться – на пальцах бы остались красные разводы. И не дай бог было кому-то задуматься над причинами этого явления. Никто, кроме двух предателей Готея на этот вопрос бы не ответил бы. Но Айзен не мог говорить по понятным … или не столько понятным причинам, а Гин…
Гин по-прежнему лежал в палате четвёртого отряда. За окном давно наступила ночь и рассмотреть мужчину в свете месяца было также трудно. Бледная, даже сероватая кожа, впавшие щёки и тело, больше похожее на скелет. Действительно ли дрогнули его веки или это был лишь обман зрения и игры бликов луны? Сложно сказать. Лишь одно бросалось в глаза и затмевало собой всё – прекрасный вид из окна на ночное рисовое поле, над которым причудливым живым узором летали светлячки.
-
-
26.08.2011 в 18:12-
-
26.08.2011 в 19:00-
-
26.08.2011 в 19:28-
-
26.08.2011 в 19:32-
-
26.08.2011 в 21:19Только там будет: Ичимару, Хитсугайя, Ичимару/Матсумото.
В принципе, на настоящий момент со многим могу согласиться.